Недавно в московском Центральном доме актера прошла презентация книги Галины Полтавской и Натальи Пашкиной «Излучающая свет. Вера Васильева». Это огромный тяжелый том, в котором собрано множество фотографий актрисы, ушедшей от нас в августе 2023 года, в возрасте 97 лет, - а еще много историй из ее жизни. О многом рассказывает она сама: в книгу вошли обширные фрагменты ее интервью.
Открывается книга коротким текстом Виктории Токаревой, написанном еще в 2019-м, когда Вера Кузьминична была жива. Они с писательницей дружили. «Мы подолгу говорим по телефону. И если бы кто-нибудь услышал наш разговор, никогда бы не поверил, что это разговаривают две глубокие старухи. Полное впечатление, что говорят девятиклассницы, старшие школьницы. О чем мы говорим? О любви. (...) Мы почти забыли, как нас зовут, но помним тех, кого мы любили. (...)
Верочка кинулась в любовь, как в море, и поплыла без отдыха. Но мужчина - это другая человеческая особь. Мужчина не может постоянно держать высокий градус чувства. А женщина может и требует то же самое от мужчины. Это прекрасно описал Лев Николаевич Толстой в романе «Анна Каренина». Анна не смирилась и бросилась под поезд. А Верочка вышла замуж за другого.
Через много лет, когда, казалось бы, все осталось позади, они случайно столкнулись в театре. Он сел рядом с ней и спокойно спросил: «Как дела, Веруха?» Верочка почувствовала, что вулкан, дремавший в ее груди, взорвался и полилась горячая лава. Она готова была встать и пойти за ним босиком по снегу на край света. Но «Вронский» поднялся и пошел своей дорогой. И что было в его груди - неизвестно».
С подробного рассказа об этой истории, одной из самых важных в жизни Веры Васильевой, и начинается книга.
В книгу вошли обширные фрагменты интервью
Человека, которого Токарева именует «Вронским», звали Борис Равенских, и он был одним из самых известных советских театральных режиссеров. Старше Веры Васильевой на девять лет (он родился в 1914-м, она - в 1925-м). Равенских появился на свет в странной семье - мать была из графского рода, окончила институт благородных девиц, а отец приехал в Петербург из деревни (он хорошо пел, и его привезли в столицу, чтобы отдать в хор Свято-Троицкой Александро-Невской лавры). В 20 лет Борис стал учеником Всеволода Мейерхольда, причем одним из самых любимых. А в 1949 году пришел в Театр сатиры, чтобы поставить там спектакль «Свадьба с приданым». Который стал безумно популярным (в 1953 году сняли киноверсию, которую и сегодня часто показывают по телевизору).
Для Васильевой этот спектакль стал судьбоносным. Как выражаются авторы книги, «любовь накрыла ее с головой, вытеснив какие-либо иные помыслы и мечты. Она заполонила душу и сердце, захватила ее целиком, сделалась смыслом жизни. Борис Равенских стал для нее всем. (...) Чем он так сразил, покорил, очаровал? Совершенно точно можно сказать, что не своим внешним видом, весьма далеким от эталона мужской красоты. Красивых мужчин Верочка уже видела немало. В двоих красавцев, высоких и статных, она даже была влюблена. В институте Вера увлеклась своим однокурсником Клеоном Протасовым, импозантным брюнетом крепкого сложения. А когда снималась в своем первом фильме, Васильева влюбилась в харизматичного, брутального, яркого Владимира Дружникова. А вот в облике Бориса Равенских не было ничего особенного. Аристократическое происхождение матери на его внешности никак не отразилось. Светловолосый, слегка лысеющий уже в те годы человек с большим лбом, курносым носом и ямочками на щеках, он выглядел довольно обыденно, если не сказать, по-деревенски простовато. Но несмотря на невыигрышную внешность, Борис Иванович обладал своеобразным артистизмом, мощной энергетической заразительностью и невероятной силы властным обаянием, против которого мало кто мог устоять. А уж женщины-актрисы, с которыми он работал в различных театрах Москвы, влюблялись в него просто без оглядки».
Да и он увлекся - оказывал Вере Васильевой знаки внимания, однажды пошел провожать до дома... Только один нюанс: он был женат. На другой актрисе, очень красивой и талантливой Лилии Гриценко (начинала она как оперная певица, потом ушла в драму; училась у Станиславского; снялась за долгую жизнь более чем в 40 фильмах). Они встретились в узбекском Коканде, куда были эвакуированы, там, судя по всему, и вступили в брак.
Борис Равенских
фотохроника ТАСС.
Но Вера влюбилась так сильно, что даже не думала о том, что Равенских не свободен. Она рассказывала авторам книги: «Лилия Гриценко мне очень нравилась. Больше того, я восхищалась этой изумительной, тонкой актрисой и чудесной, прелестной женщиной. Она очень романтичная и немного старомодная, не сегодняшняя, не советская. Чистая и женственная. У нее были огромные печальные глаза и манера такая, словно она родилась и жила в XIX веке. Все в этой актрисе мне казалось прекрасным. Возвышенная и поэтичная, нежная и чувствительная, Лиля потрясающе играла любовь. То ли она была верующей, то ли так сильно любила Бориса Ивановича, но от нее Вознесение какое-то шло. Наверное, она была женщиной, которая могла служить любимому человеку. Я не была с ней знакома и, наверное, идеализировала ее. (...) Но та жизнь, которую она вела, мне казалась неприемлемой. Я ни за что не хотела быть такой безропотной, бессловесной женой, какой была Гриценко для Бориса Равенских. Закончив репетицию, наш режиссер никогда не спешил домой, продолжая разговаривать с нами, рассказывать разные истории, бесконечно острить. Все хохотали, веселились. А Лиля тихо сидела где-нибудь в уголке в ожидании, когда он, наконец, обратит на нее внимание. Борис Иванович к ней даже не подходил, не говорил: «Сейчас через полчасика я освобожусь, и мы с тобой пойдем». Ничего подобного. Он мог часами болтать, а она продолжала молча сидеть и ждать».
Отношения между Верой Васильевой и Борисом Равенских длились больше шести лет. И после расставания любовь с ее стороны никуда не делась. Но Равенских не женился на Васильевой, даже когда развелся с женой...
Вера Кузьминична вспоминала: «С одной стороны, у нас был роман физический, осязаемый, чувственный, а с другой стороны - совсем неземной. Просто какая-то безумная радость, что я его знаю, что он ко мне бежит. Не высыпается, но будет говорить, говорить, говорить. Или будет просто сидеть, молчать и смотреть на меня. А смотреть он мог очень долго. Возьмет мою руку и не отпускает. Мне до сих пор видятся его глаза и вспоминаются огромные, но такие наполненные паузы, когда он просто, как мне казалось, дышал мною, словно я ему давала кислород. Его выражения любви были гиперболичны, как будто он вдыхал меня. И это сильно отличало его от других влюбленных людей. Мне есть с чем сравнить. Много было поклонников, объясняющихся в любви. И мой муж Володя тоже ко мне относился ласково и нежно. Но вот той силы чувств, как у Бориса Равенских, я ни у кого не видела. Как будто ему с неба подарили то, о чем он мечтал и на что надеялся. (...)
Выдающаяся, всеми любимая актриса ушла от нас полтора года назад
GLOBAL LOOK PRESS
Он рядом и больше ничего не надо. Это лилось всегда не в привычно-спокойном, а в невероятно эмоциональном ключе. Это больше, чем роман. Огромная романтическая любовь. И от того, что она прервалась без объяснений, без упреков, получилось так, что она как бы осталась».
Но почему она не обернулась браком и счастливой, долгой совместной жизнью?
«Я считала, что если Борис Иванович не ответит мне ровно такой же любовью, какая была у меня к нему, то лучше я буду одна, чем стану такой женой, которая будет ходить за ним с термосом и бутербродами, следить, чтобы он вовремя поел, вовремя лег спать... Я ненавижу этих жен, безропотно прислуживающих своим мужьям, следующих за ними тенью и постоянно таскающих с собой еду для них. Это для меня немыслимо. О бытовой стороне нашей возможной совместной жизни я вообще никогда не задумывалась. Иногда обо мне пишут в прессе: «Она ждала, что он сделает ей предложение». А я вовсе этого не ждала.
Может быть, это покажется странным, непонятным, но я вообще не мечтала о замужестве. Ни разу в жизни я не спросила: «А мы поженимся?» Но говорила: «Я буду всю жизнь Вас любить». Я никогда не спрашивала Бориса Ивановича о его жене, но, мне кажется, что они тогда уже были на пороге расставания. Жалко ее было всегда, но я не чувствовала, что у них что-то расклеилось из-за меня. Не во мне дело. Не я, так был бы еще кто-то, какая-нибудь другая актриса возникла. И это не моя вина, что в тот момент на его пути встала я. У меня никогда не было желания отбивать его у Лили. Я вообще ничего не предпринимала и ни о чем далеко не загадывала. Мы могли только рассуждать о том, что, допустим, будет летом. И он мог сказать: «Я прилечу к тебе туда, где ты будешь отдыхать. Денька на три». А больше мне ничего не надо было...
Я не могла себе представить, что стираю ему рубашку, глажу, готовлю обед, а он мне говорит: «Плохо выглажена рубашка, невкусный обед». Это меня приводило в ужас. А мысли о том, что я научусь хорошо готовить и как следует гладить, почему-то не возникали. Я была тогда совсем оторвана от жизни. Да и потом, когда уже стала женой Владимира Ушакова, всеми этими, столь необходимыми для семьи бытовыми делами так толком и не овладела. Все бытовые вопросы решал Володя.
А в тот момент, когда я получила известие, что Борис Иванович свободен, я не на шутку перепугалась. Вот такой идиотизм. А, может быть, именно в этом заключалась любовь. Юридические формальности и бытовая сторона совместного проживания меня ничуть не волновали. Единственно, что было тогда важно - это красота и накал наших чувств, сила нашей любви. И только несоответствие его чувства тому, что испытывала я, могло заставить меня отойти в сторону. Для меня это, конечно, была и есть любовь. Я думаю, что сыграла роль моя неизбывная мечтательность, стремление к какой-то сказочной, необыкновенной жизни. Не просто удачной, а о немыслимо прекрасной».
Равенских не ставил спектакли «на Васильеву», не устраивал романтических свиданий, никогда не дарил ей цветов или дорогих подарков. Она вообще запомнила один его подарок - на Новый год он принес ей пачку сахара. И спросил: «Тебе нравится?» Она ответила: «Если Вам нравится, то и мне нравится». Он заметил около зеркала браслет и золотые часы и сказал: «Ты, конечно, привыкла, чтобы за тобой ухаживали, чтобы тебе дарили кольца, часы, браслеты. Ну, не расстанешься же ты с этим?» А Вера в ответ взяла украшения и выбросила в окно...
В каком-то смысле он, похоже, был женат на работе: театр отнимал у него слишком много времени. Очень тяжелой (в отличие от «Свадьбы с приданым») была постановка «Власти тьмы» по Толстому. Он почти не спал по ночам, подробно рассказывал Вере о том, как мучительно продвигается работа. А она «была бесконечно счастлива от того, что он ночью придет после репетиции и начнет рассказывать, как он поставил сцену, как кто-то что-то сыграл, как кто-то что-либо ответил. (...) Какое это было счастье!»
А потом он не пригласил ее на премьеру.
И это стало для нее страшной обидой. Потом она говорила, что надо было проявить больше мудрости: постановка до последнего балансировала на грани катастрофы, ее запросто могли закрыть, в театре многие вели открытую борьбу с Равенских. Но... «Я была обескуражена, потеряна, просто раздавлена, когда вдруг столкнулась с тем, что не нашлось минутки сказать мне, приняли ли коллеги по театру спектакль, поняли ли его зрители?! Пережить его отсутствие в тот важный момент оказалось мне не под силу. (...) В глубине души я была тогда уверена, что мы с ним неразрывны, и что бы ни происходило, он найдет возможность сказать мне: «Все в порядке, не волнуйся». А больше мне ничего и не надо было. Но этого не случилось. В какую-то самую напряженную, важную для него минуту я оказалась вроде как сбоку припёку».
И она очень всерьез задумалась о самоубийстве. Первую попытку она уже предпринимала в двенадцать лет, но, к счастью, ничем серьезным это не закончилось. А тут... «Когда Борис Иванович не пришел и не позвонил мне в ту ужасную ночь, мне хотелось закончить свою жизнь и доставить этим ему большое горе. Но (...) я не решилась, потому что представила с ужасом, что буду лежать на земле вся в грязи, что предстану пред ним и людьми расхлестанным трупом, а это так некрасиво. Наверное, только мысль о том, что я буду выглядеть совсем не эстетично, в тот момент отрезвила меня, спасла от непоправимого шага».
Вера Васильева дома
GLOBAL LOOK PRESS
Но состояние ее было ужасным. Спас ее партнер по «Свадьбе с приданым» Владимир Ушаков, давно питавший к ней самые нежные чувства. Он рассказал ей о своей любви (уже не в первый раз) и предложил руку и сердце. И она согласилась, резко, без объяснений, порвав с Равенских.
А потом вспоминала о нем всю жизнь (она пережила его на 43 года). «То, что мы так и не поженились, это, наверное, правильно. Ни он не был бы счастлив со мной, ни я с ним. Наверное, я не та жена, которая может быть рядом с таким человеком. Хотя, когда мы были вместе, я на многое способна была: и жить в бедности, и поехать за ним куда угодно, в любую дыру. Если бы его послали работать в какой-то далекий театр на периферии, и он бы сказал: «Я без тебя не смогу», я бы бросила все и отправилась за ним без сомнений и колебаний. Но потом все равно я бы от него ушла, если бы вдруг почувствовала, что он, работая с другой актрисой, влюбился в нее. А это могло быть, потому что как только Борис Иванович начинал ставить очередную пьесу, то уже героиню своего спектакля любил. Думаю, что я этого не перенесла бы. Хорошо, что мы не вместе. Я была бы очень несчастлива. Может быть, даже умерла. Мне кажется, что Бог меня спас. Потому что, если бы мы не расстались, я была бы унижена. Жила бы без уважения к себе.
Разумное начало у меня тогда отсутствовало. Понятия, что я постараюсь все принять и приспособиться к талантливому, но очень непростому, в чем-то трудному человеку, у меня не имелось. Была только вера, что произошло чудо: он и я любим друг друга, и ничто на свете никогда нас не разлучит. Я долго не осознавала, что эта моя мечта не имеет ничего общего с реальной жизнью. И только в ту роковую ночь вдруг не столько поняла, сколько интуитивно почувствовала, что если я не уйду от него, то погибну...»
